– И ты просто взял и открыл эти двери с помощью магии, – последнее слово прозвучало у нее, как непристойное ругательство.
– Я ничего не порушил. Пока. Отдай мне мальчика.
– Нет уж, обидеть невинное дитя мы тебе ни в коем случае не позволим.
Симон стремительно двинулся по проходу. Книгочеи, мимо которых он проходил, отшатывались и подбирали полы своих мантий.
– Это мой мальчик.
Он схватил Джинкса за руку – не больно, но крепко. Пальцы Вершительницы впились в плечо Джинкса, и вот это уже было больно. На него никто из этих двоих не смотрел, они пытались пригвоздить друг друга взглядами, лбы их наморщились, брови грозно сошлись, глаза словно сверлили противника. Джинксу стало казаться, что они могут разорвать его пополам и даже не заметить.
Ему не очень понравилось, что Симон явился сюда и объявил его своим, но уж Вершительнице-то он не принадлежал ни в коем случае. Вообще говоря, Джинкс полагал, что принадлежит себе самому.
Из галереи донесся тяжкий топот, а затем в зал вошли и остановились с полдюжины мужчин с мечами наголо. Они переводили взгляды с Вершительницы на Симона и, похоже, не знали, что предпринять. Потом лица мужчин стали испуганными, и Джинкс понял, что Симон заморозил на них одежду.
– Твои стражи повредить мне не смогут, – сказал Симон. – Отпусти мальчика, я заберу его и уйду.
– Думаешь, тебе позволят уйти?
– Если я не уйду, многие пожалеют об этом.
Угроза, звучавшая в голосе Симона, была серьезной. Хватка Вершительницы ослабла – ненамного, но Джинксу хватило и этого, чтобы дернуть плечом, нырнуть вниз и вырваться из ее лапы. И в тот же миг они с Симоном побежали. Стражи за их спинами ожили – замораживающее одежду заклятие держится, лишь пока ты смотришь на тех, кто ее носит. Джинкс и Симон скатились по ступеням и понеслись через двор к базарной площади, где дрались уже все и каждый.
– Отпусти меня, – пропыхтел Джинкс.
Симон не ответил, он бежал, огибая толпу и волоча за собой Джинкса, чьи пятки ударяли в землю лишь по два раза на каждые три шага. По краям драчливой толпы поднялся крик…
– Симон! Симон Волхв! Говорил я тебе, что видел его!
– Быстрее! – приказал Симон.
Стражи уже с топотом нагоняли их. Краем глаза Джинкс увидел, что к нему и Симону бегут из толпы люди – множество других перерезало им путь впереди. Еще миг – и они будут окружены.
Но тут Симон упал.
Джинкс удивился настолько, что даже не попытался ничего предпринять. Падение Симона было так же немыслимо, как падение могучего дерева. Симон исчез под грудой стражей, а Джинкс так и стоял на месте. Руку его Симону пришлось выпустить, но Джинкс даже не попытался сбежать. Он не мог, как не мог и бросить Симона.
– Вытащи меня из-под них, Джинкс!
Стражники лежали беспомощной кучей, одежды их заморозились снова, руки пытались как-то справиться с мечами, которые просто болтались в их беспомощных ладонях. Этакая колышущаяся масса клинков. В конце концов запястья стражников странно вывернулись, и мечи попадали на землю.
– Они убили его! – завопил кто-то в толпе. – Чародей мертв!
Джинкс вцепился в обездвиженного стражника, попытался стащить его с Симона. Стражник яростно вытаращился на Джинкса, попробовал укусить его. Другие руки из этой кучи-малы норовили схватить Джинкса. Он узнал среди них длинную тонкую руку Симона, вцепился в нее, потянул. Стражники мотались из стороны в сторону, стонали, пытались лягаться – и, в конце концов, Джинкс навзничь упал на камни, а Симон повалился с ним рядом. Он продолжал, не мигая, смотреть на стражников.
– Вокруг нас люди, Симон, – сказал, поднимаясь на ноги, Джинкс.
– Пусть лучше не подходят, иначе я из них ящериц понаделаю!
Симон слегка повернул голову, поймав взглядом и часть толпы, – одежда, увидел Джинкс, замерзла и на этих людях. Однако за спиной его слышался злобный ропот и, обернувшись, он понял, что Симон справляется лишь с четвертой частью тех, кто их обступил.
Взглянув на Храм, Джинкс различил на его ступенях наблюдавших за происходящим людей в красных мантиях.
– Приготовься к пробежке, – сказал по-урвийски Симон. Он медленно встал, не сводя глаз с людей, которых обездвижил.
Большей готовности к пробежке Джинкс в жизни своей не испытывал.
И тут он услышал цокот копыт, а вскоре – гораздо скорее, чем позволял ожидать этот слабый поначалу звук – на площадь вылился из улицы отряд вооруженных конников. Толпа разбегалась, чтобы очистить им дорогу. Симон схватил Джинкса за руку и понесся прямиком навстречу наступавшему войску.
Бежать на всадников? Безумие! Джинкс следовать за ним не хотел. Он упирался, но Симон тянул его за собой, а падать на землю Джинкс не решался из страха, что кони затопчут его. И скоро кони окружили их. Правда конями они не пахли, да и наталкиваясь на них, Джинкс никаких ударов не ощущал.
– Иллюзия! – воскликнул он.
– Помалкивай и беги, – отозвался Симон.
Они побежали дальше и через минуту-другую снова услышали за своими спинами топот. Созданной чародеем иллюзии всадников не хватило надолго, толпа поняла, что ее надули. Они свернули на одну улицу, потом на другую.
Ничего знакомого Джинкс вокруг не видел, даже когда Симон подлетел к фиалковой двери и распахнул ее. И миг спустя они оказались в доме, в запыленной, заброшенной гостиной, и Симон захлопнул дверь, и привалился к ней, и оба замерли, пытаясь отдышаться.