– Например, решить, хочется ли ей остаться твоей женой?
– Джинкс, я не желаю это обсуждать.
Впрочем, по форме мыслей Симона Джинкс понял, что догадка его верна и лучше всего оставить пока эту тему.
– Получается, ты хочешь, чтобы заклинание сотворил я, – сказал Джинкс. – Но я же не очень силен в магии.
– Ты еще станешь сильнее. Возраст помогает в этом. Иногда.
Симон снял склянку с пламени, перелил окутанную паром жидкость в чашку.
Не исключено, что Джинкс уже стал лучшим магом, чем был. Сумел же он совсем недавно вобрать в себя силу Урвальда. Правда, после этого…
– В домике Дамы Гламмер я никаких чар сотворить не смог.
– В домах ведьм чародейская магия вообще не действует.
– А почему?
– Откуда ж мне знать? Ты об этом у какой-нибудь ведьмы спроси.
Джинкс вспомнил кое о чем еще.
– Когда Костоправ услышал о твоей ране, он сильно встревожился. Это лишь потому, что, если ты умрешь, бутылка с твоей жизнью утратит силу?
– Ты говорил ему, что я ранен? – маленькие молнии гнева.
Вообще-то сказала об этом Эльфвина, такое уж у нее заклятие. Но Джинкс решил ее не выдавать.
– Я не нарочно.
– Это было глупо.
– Прости, – сказал Джинкс. Попросить прощения было легче, чем спорить.
Добавлять к этому, что он в то время считал Симона злым колдуном, было бы, пожалуй, бестактно.
– Значит, и моя жизнь связана с твоей, верно? Если ты умрешь, умру и я? – спросил он.
– Во-первых, нет. Поскольку твоя жизнь больше не спрятана в бутылке. И во-вторых, нет. Поскольку я, видишь ли, разбираюсь в бутылочном заклятье гораздо лучше, чем Костоправ. И в-третьих, нет. Потому что заклятье срабатывает, только когда ученик убивает учителя.
– Я бы никогда…
– А то я сам не знаю! – Симону удалось сказать это так, точно он рассержен на Джинкса за нежелание его убивать. – Однако очень многие ученики пытались убить своих учителей-чародеев. Поэтому это заклятие изначально и создано было именно таким.
«Стало быть, Симон сумел изменить заклятие, – подумал Джинкс. – Он использовал корни и сделал ненужным человеческое жертвоприношение». А теперь ему, Джинксу, предстоит научиться снимать его, вернуть Симону жизнь, чтобы Костоправ не имел возможности снова прибрать ее к рукам. Но ведь Джинксу и простенькие заклинания давались с трудом. И он всерьез сомневался, что сможет когда-нибудь сотворить вот это. Да еще сотворить правильно, не погубив Симона. Мысль об этом была и пугающей, и изнурительной. Почему именно он?
– Потому что когда-то я был просто жизнью, заблудившейся в лесу, – ответил сам себе Джинкс.
– Ты что же, думаешь, если бы ты был для меня бесполезен, я отдал бы тебя троллям?
Симон побалтывал чашку с жидкостью, чтобы та скорее остыла.
– Но ведь сначала ты меня даже читать не учил.
– Ну ладно, – маленькое сиреневое облачко смущения, подумать только! – Я действительно не собирался делать из тебя чародея, да только она все время твердила, какой ты умный.
«Значит, я нужен был для чего-то другого, – подумал Джинкс. – Для исполнения работы по дому, с которой ты легко управлялся посредством пары заклинаний? Для компании – все-таки человек лучше кошек? Или для того, чтобы получить закупоренную в бутылке живую жизнь?» Этого Джинкс не знал.
Симон подошел к нему с чашкой в руке, опустился на колени.
– Выпей.
Снадобье было ярко-зеленым.
– Что это?
– Сонное зелье, – объяснил Симон. – После смерти оправиться не так-то легко. Тебе необходимо отдохнуть, дать телу время исцелиться.
– Это совсем не похоже на сонное зелье, которое мы состряпали для Костоправа.
Оно и пахло по-другому – приятно, как осенняя листва.
– У меня вегетарианский рецепт. Без крыльев летучей мыши.
– Наше не подействовало, – сказал Джинкс, вспомнив, как Костоправ застукал их на краю обрыва.
– Да я уверен, что Костоправ его и не выпил, – сказал Симон.
– Эльфвина подлила зелье в питье, которое давала ему каждый день.
– Так он и того не пил. Не стал бы. Костоправ не из тех, кого легко одурачить.
Джинкс попытался взять у Симона чашку, однако рука не пожелала сделать то, что ей было велено. Только болталась и никак не хотела сжимать пальцы. Джинкса это напугало.
– Когда проснешься, все будет в порядке, – пообещал Симон.
И сам поднес чашку к губам Джинкса.
Вообще говоря, она могла содержать что угодно. Травить его Симон не стал бы, если, конечно, сказал правду о том, чего он ожидает от Джинкса. Однако снадобье могло отдать его во власть Симона, позволить чародею забирать, когда ему захочется, всю силу Джинкса – такие зелья, он знал, существовали.
Следует ли ждать от Симона чего-то подобного? Этого Джинкс не знал – даже теперь, когда его магия вернулась к нему и он мог читать (вроде как) чужие мысли. Но, в общем и целом, он полагал, что в подозрениях нет смысла, – ни сейчас, ни после того, как Симон столь сильно обрадовался, увидев его живым. Джинкс внимательно осмотрел все облачка, окружавшие голову Симона. Чувства вины ни в одном не было. И теплое голубое облако никуда не ушло. А еще была стена и все, что скрывалось за ней.
Джинкс выпил снадобье. Оно оказалось вкусным.
Мальчик зарылся в теплую синеву и заснул.
Проснулся Джинкс еще до зари, когда в небе только-только проявился сероватый свет. Он встал, вышел в кухню. У очага сидела в окружении кошек Эльфвина. Увидев Джинкса, она вскочила и крепко обняла его.